Сказание о юсуфе. Нужна помощь по изучению какой-либы темы

НЕМЕРКНУЩИЙ СВЕТ

Минуло семьсот пятьдесят лет со дня написания поэмы «Кысса-и Йусуф»
Кул Гали.

Гуманистические традиции выдающегося поэта средневековья Кул Гали оказали огромное влияние на формирование тюркоязычных культур. Он явился основоположником булгаро-татарской письменной поэзии, его поэма вошла в золотой фонд башкирской, казахской, узбекской, туркменской и других литератур.

Прожил он жизнь не очень долгую, трагическую. Родился около 1183 года, а погиб, как свидетельствуют об этом источники, в 1236 - 1240 годах, в период падения Булгарского государства, разгромленного ордами Чингизхана.

Кул Гали был выдающимся поэтом, мыслителем, всесторонне образованным человеком. Его блистательная поэма «Кысса-и Йусуф» - один из великих шедевров мировой культуры.

Кул Гали был современником Низами, Руставели, автора «Слово о полку
Игореве». Нет никаких свидетельств о том, что он знал что-либо о своих выдающихся современниках. Но знаменательно одно: его поэма «Кысса-и Йусуф» какими-то своими существенными мотивами созвучна тем идеалам, которые выражены в творениях Руставели и Низами. Происходила какая-то внутренняя перекличка между поэтами разных стран и народов, отстаивавшими гуманизм, братство между народами, общие нравственные идеалы, стойкость духа, высокую ценность человеческого бытия.

Суть, конечно, не в том, что миф о праведном или Правдивом Йусуфе, о котором повествует поэма «Кысса-и Йусуф», мы встречаем и в Ветхом завете, и в Коране. Исследователи правильно указывают на то, что Кул Гали не шел по пути заимствования или преобразования готовых сюжетных построений. Хотя в литературах Востока насчитывается более ста пятидесяти известных произведений на тему о Йусуфе и Зулейхе, «Кысса-и Йусуф» - произведение оригинальное, самобытное, открывшее новую страницу в истории литератур тюркоязычных народов раннего средневековья. Поэма пользовалась и пользуется необыкновенной популярностью и признанием. Любителями статистики установлено, что в течение 1839 - 1917 годов, не учитывая последующих лет, она была издана в Казани более семидесяти раз.

Та сшибка страстей, то противоборство добра и зла, чести и бесчестия, правды и лжи, справедливости и беззакония, скромности и самовлюбленного хвастовства, алчности и порядочности, которые с такой мощью кипят на страницах произведения Кул Гали, волнуют нас и теперь. На первый взгляд Кул
Гали создает фантастический, нереальный, условный, почти полумистический мир. В нем действуют небесные, тайные силы. Они направляют человеческие поступки и побуждения, вмешиваются в судьбу.

Но фантастическое условное начало очеловечено с конкретной достоверностью. Реальное и нереальное тесно и непрерывно переплетается меж собой, образуя своеобразное эстетически возвышенное единство. Создается ощущение вероятности, возможности, даже правдивости всего, что происходит в поэме. Прибегая к гиперболе, метафорической многослойности повествования, поэт укрупняет характеры, события, конфликтные борения, полнее обнажает нравственную, человеческую сущность героев.

В судьбе главного действующего лица поэмы воплощена не только идея восхождения к высшей, верховной власти человека, происходящего из демократических низов, хотя идея эта сама по себе для того времени была смелой, необычной. Смысл поэмы Кул Гали шире, масштабнее. Йусуф перенес немало горя и страданий. Он был предан братьями-завистниками, брошен в страшный колодец, кишащий змеями и ядовитыми пресмыкающимися, продан за гроши в рабство, заточен в темницу. Но Йусуф не пал духом, не совершил ни одного недостойного поступка, не смалодушничал. Он - олицетворение веры, правды, стойкости, цельности, неподкупности, доверчивости, незлобивости, простоты, человеколюбия. Даже тогда, когда круто изменились обстоятельства и он стал знатным человеком в Египте, Йусуф не изменяет своей натуре, своей правде, своей безупречной порядочности. Зулейха - жена правителя Египта
Кытфира-безумно влюблена в Йусуфа. Страницы о любви Зулейхи написаны столь сильно, таким прямо-таки безудержным вдохновением, что они словно опаляют наше сердце. Но Йусуф не поддается чарам прелестной Зулейхи. Он не смеет опорочить имя Кытфира, приютившего его, понимая любовь как чувство обоюдное, открытое, как гармоническое единение сердец и душевных порывов влюбленных. Его аскетическая воздержанность - от чистоты человеческой.

Дерзновенное новаторство Кул Гали, очевидно, выражается не в том, что он человека, выходца из демократических слоев, возвел на престол, сделал властелином. Думается, не к переоценке, не к пересмотру социального корня, социальной основы власть имущих стремился поэт. Своим произведением он утверждал другую, более значительную гуманистическую мысль: судьба, каковы бы ни были ее коварные и непредвиденные повороты, сторицей вознаграждает человека доброго, справедливого, честного, любящего людей, жаждущего их благополучия, не теряющего достоинства в самых непредвиденных, порой трагических обстоятельствах. Надо быть добрым, человечным, и тогда придет к тебе все, словно говорит нам поэт, ибо человек превыше всего, превыше богатства, золота, жемчуга, любых драгоценных вещей.

В поэме «Кысса-и Йусуф» есть такой эпизод: владыка Египта намерен купить Йусуфа, которого как раба продает некий Малик. По одну сторону весов стоит Йусуф, на другую сторону, по договоренности с Маликом, владыка кладет несметное количество сокровищ. Но Йусуф оказывается тяжелее дорогих вещей.
Йусуф - человек. Вещи, какой бы стоимостью, каким бы весом они ни обладали, не в силах сравняться с человеком, с его духовным, нравственным весом. Эта мысль - одна из важнейших в поэме «Кысса-и Йусуф» Кул Гали.

К миру, покою, дружбе, честности, справедливости призывает поэт. Он ненавидит войны, осуждает взаимную вражду и подозрительность между людьми.
Ни одной капли человеческой крови не пролилось на страницах «Кысса-и
Йусуф». Слезы - да, пролились обильно, а крови - нет. Добро, сотворенное для людей, для их благоденствия, не исчезает, не пропадает без следа. В той странице, где похоронили после кончины Йусуфа Правдивого, настало изобилие, народ избавился от нищеты и голода. Сияние его доброты, его гуманности даже из небытия доходит до людей, согревает их, помогает им превозмочь беды и горе. Правда, добро, человечность неодолимы, вечны, жизнеустойчивы.

В «Послесловии» к поэме автор обращается с мольбой к силам, управляющим земным, грешным миром. Он верит в великодушие, милосердие этих сил, просит явить доброту, ниспослать милость поэту, порадовать его печальную душу. Не зря он страдал, не зря создал великолепную песнь о любви, о дружбе, о низменной сути предательства, зависти, зла, жестокости, вероломства. В копилку человеческой памяти и культуры Кул Гали внес весомый, значительный вклад.

Свет добра, зажженный великим поэтом в далеком тринадцатом веке, не погас, он выдержал натиск ветров и сквозняков времени. И то, о чем страдал, о чем мечтал Кул Гали, созвучно нашему времени. Великое всегда современно, всегда жизнедеятельно. Оно не знает старения.

ОДИН ИЗ ВЫДАЮЩИХСЯ СЫНОВ ДАЛЕКОГО ПРОШЛОГО НАШЕЙ РОДИНЫ

Кул Гали жил и творил в начале XIII века, то есть в очень тревожные годы для всех народов и государств Восточной Европы. В эти годы под копытами полчищ Чингизхана, под насилием многотысячных орд оказались и среднеазиатские, и кавказские народы, и народы Великих Булгар и Великая
Русь. Одной из первых 11 жертв европейских народов оказались поволжские булгары, родной народ Кул Гали. По данным средневековых авторов, сам Кул
Гали был убит захватчиками вместе с сорока учеными мужами государства
Булгар. Жизнь и смерть одного даже Кул Гали является доказательством того, что народы и нации, населяющие сегодня нашу великую Страну Советов, с древнейших времен жили одной судьбой, одной борьбой и одной верой в светлое будущее. В преддверии Великой Октябрьской социалистической революции об этом очень метко сказал один из продолжателей дела Кул Гали татарский поэт- демократ Габдулла Тукай: «Никогда не кончится эта историческая сплоченность, ибо мы рождены, нанизываясь на одну нитку». Эти слова поэта были адресованы великому русскому народу.

Кул Гали 750 лет назад написал свою знаменитую поэму «Кысса-и Йусуф».
В отличие от хвастливых, вычурных виршей дворцовых поэтов эта поэма была о любви, но не фантастической, мистической, нереальной, а о любви земной, человеческой. Рукописные списки поэмы сохранились. Их и сегодня находят среди населения в Разных областях необъятной Родины. Отдельные экземпляры списков хранятся в самых авторитетных музеях и библиотеках Ленинграда,
Берлина, Дрездена. Поэма и сегодня интересует всесоюзного читателя. В
Казани появилось новое издание поэмы, осуществлен художественный перевод на русский язык.

Юбилей одного из выдающихся сынов далекого прошлого нашей Родины - поэта и гуманиста Кул Гали - ныне празднует вся страна.

ПОДЛИННО НАРОДНАЯ ПОЭМА

История нашей многонациональной литературы уходит в глубь столетий. И в этой великой истории имя выдающегося средневекового поэта тюркоязычных народов, основоположника булгаро-татарской письменной поэзии Кул Гали
(XII - XIII вв.), автора знаменитой поэмы «Кысса-и Йусуф», стоит на видном месте.

С именем Кул Гали связана вся история тюркоязычной литературы. Нет ни одного поколения писателей и читателей татарского, башкирского, казахского, узбекского и некоторых других народов, которые не воспитывались бы на поэме
«Кысса-и Йусуф». Эта поэма вошла в дома самых простых людей - в дома крестьян отдаленных деревень и кишлаков, в дома городских ремесленников, в дома мугаллимов-учителей даже в годы жесточайшего разгула отпрысков чингизидов, в годы мусульманско-религиозных гонений и запретов. Потому что эта поэма была подлинно народной, была понятной каждому простому человеку- труженику.

Популярность поэмы связана не только с тем, что сюжетом для нее послужила широко распространенная в те времена библейская легенда о праведном Иосифе. Победа сил добра, поражение зла, высокая нравственность - вот что волновало и привлекало читателей. Воспет человек с его думами, чаяниями, радостями и горестями, неудачами и победами, нарисована картина земной жизни.

Кул Гали жил в те годы, когда создавалась всемирно известная поэма
«Слово о полку Игореве» - великий русский литературный памятник. Само время распорядилось так, что сошлись в одной точке истории два выдающихся факта в культурной жизни народа. Память о поэте отмечается Всемирной организацией
«ЮНЕСКО». В частности, в одном из номеров журнала этой организации
«Новости» опубликована большая статья о поэте с иллюстрациями. Как известно, этот журнал выходит на семи основных языках мира и распространяется во всех ста сорока странах, членов ЮНЕСКО. Следовательно, о великом Кул Гали смогут узнать миллионы людей не только в нашей стране, но и во многих странах мира.

Для российских литераторов настоящее знаменательное событие - чествование поэта Кул Гали - также является общим праздником культуры. Мы глубоко убеждены, что подобные торжества служат хорошим доказательством дружбы между народами, служат делу дальнейшего развития социалистической литературы нашего многонационального государства.

ДАНЬ ПОЭТУ

Когда мы произносим имя Кул Гали, мысленно представляем себе бескрайние прикамские степи, просторы Поволжья, где располагалось крупное государство волжских булгар.

В тексте договора 1006 года Волжской Булгарии с Киевской Русью сказано: «Прислали булгары послов с дары многими, дабы Владимир охотно соизволил и дал им все грады печати, дабы они везде и всем вольно торговали и русские купцы с печатями от наместников в Булгары с торгом ездили без опасения».

Если учесть, что булгары еще в Х веке умели плавить чугун, чеканить монеты, строить городские бани и высокие каменные минареты, наносить рисунки на металл, писать на бересте и бумаге, то можно сделать вывод, насколько была высока культура этого государства. Здесь и жил великий поэт
Кул Гали, автор поэмы «Кысса-и Йусуф».

В ряду крупнейших поэтов и мыслителей средневекового Востока Кул Гали возвысил свой голос в защиту обездоленных, воспел высокие идеалы свободы, справедливости и мира. Можно без преувеличения сказать, что гуманистические традиции Кул Гали оказались тем прочным фундаментом, на котором строилось здание многих тюркоязычных литератур. Целые поколения читателей воспитывались на поэме «Кысса-и Йусуф». Для татарской словесности эта замечательная поэма была животворным источником, который питал творчество всех наших поэтов - от Мухаммедьяра и Габдельджаббара Кандалый до великого
Тукая и Джалиля. Ныне имя Кул Гали занесено в информационный бюллетень
«ЮНЕСКО».

В конце сентября 1983 года в Ташкенте прошла VII конференция
Ассоциации писателей стран Азии и Африки. В составе советской делегации в этом представительном форуме посчастливилось участвовать и мне. Литераторы двух великих континентов приняли обращение к писателям мира. В этом обращении есть такие слова: «Жизнь и все, что с ней связано: время и пространство, солнце и луна, весна и цветы, литература и искусство - все, что мы ценим и чем дорожим, взывает к вам, писатели мира, возвысить голос и направить всю энергию на то, чтобы устранить нависшую над планетой Земля смертельную опасность».

И я уверен, что в работе этой конференции незримо участвовал и Кул
Гали. Ведь в своей поэме он воспел радость мирного труда, человеческий разум и братство народов.

Когда мы произносим имя Кул Гали, невольно думается о том сложном времени, когда он творил свое бессмертное произведение «Кысса-и Йусуф». Это было время бурных исторических событий: под натиском войск Чингизхана исчезли с лица земли целые государства, творились неслыханные жестокости.
Волжские булгары, древние предки нынешних казанских татар, заставили, хотя и временно, отступить врага, дав понять, что нет непобедимых завоевателей.

Сколько произведений искусства, научных и литературных трудов, должно быть, погибло тогда под копытами степных коней и в пожарах Несправедливые, кровопролитные войны всегда наносили невосполнимый урон культуре, несли людям тяжелые бедствия. Но народы бережно хранили поэму Кул Гали как свое бесценное достояние. Она переписывалась в сотнях экземпляров, передавалась из рук в руки, из поколения в поколение на всех просторах Поволжья и
Приуралья.

750-летие со времени написания поэмы «Кысса-и Йусуф» отмечается как большое событие в культурной жизни советского народа. Мы воздаем дань величайшего уважения памяти поэта, поборника прогресса и гуманизма, певца свободы, красоты человеческих отношений.

Репетиторство

Нужна помощь по изучению какой-либы темы?

Наши специалисты проконсультируют или окажут репетиторские услуги по интересующей вас тематике.
Отправь заявку с указанием темы прямо сейчас, чтобы узнать о возможности получения консультации.

До VII-VIII вв. нашей эры предки башкир жили на Урале, Алтае, Средней Сибири, Средней Азии, на Северном Кавказе в составе тюркских племен.

Историки связывают начало истории башкир с VIII-IX вв., когда они стали называться в письменных источниках башкирами и перешли на самостоятельный путь развития.

«Башкиры -это самобытный народ, который живет в верховьях Волги и Камы, Тобола и Яика по обеим сторонам Уральских гор», - писал в начале X века арабский ученый Ибн_- Руста.

Несмотря на, что башкиры жили на обширной территории от Урала до Тобола по обеим сторонам Уральских гор, центр древнего башкирского этноса формируется между Волгой и Уралом. Поэтому первый и самый важный период древнего башкирского этноса совпадает со временем Волжского Булгарского государства.

Древнее булгарское государство - объединение разных племен. Вместе с булгарами, буртасами и другими народностями входили в него и западные башкиры.

Были еще более древние связи башкирских племен с булгарами.

Одна ветвь этногенеза башкирских племен берет свое начало в эпохе гуннов, то вторая относится к периоду совместного проживания баджгардов и бурзянских кочевников на Северном Кавказе- на территории Великой Булгарии. Бурзяне и другие башкирские племена вместе с булгарами переселяются и на Поволжье, где башкиро-булгарские связи вступают в новый этап своего развития.

К началу X века на Бугульминско - Белебеевской возвышенности окончательно определяется территория древнего Башкортостана. На востоке местами она простиралась от Волги до Белой, на западе входила в земли Булгарского государства. Активное переселение активное переселение булгар на территорию Западного Башкортостана также повлияло на этнический состав этой части края.

Предания и шежере таких башкирских родов, как биляр, гайна, юрмый, еней обычно связывают с булгарами. Часто встречаются в этих записях такие утверждения: «Башкиры- выходцы из Булгарии. Это родственные народы», «Раньше башкиры были булгарами», «Мы, гайнинцы- коренные башкиры. Наши предки- выходцы из Булгарии, из Мензелинских сторон». Эти сведения подтверждаются также историческими и этнографическими материалами. Как известно, этноним башкирского рода биляр по- своему происхождению восходит к имени самого крупного племени и названию самого значительного города Булгарского государства. В древних и средневековых источниках слова биляр и булгар означают одно и то же.

Араб Абу Хамид Ал- Гарнани оставил любопытное толкование значения слов «булгар» и «биляр»: многознающего человека булгары называют «биляром». «Биляр означает «знающий», «ученый человек».Позже арабы несколько изменили слово «биляр», и оно превратилось в «булгар». «Об этом я читал в книге «Таурих-и Булгарийа» булгарского казыя Якуба Ибн Нугмана,- пишет арабский путешественник.

Якуб Ибн Ногмани был одним из крупнейших башкирских ученых. К сожалению труды ученого не дошли до наших дней, как впрочем и сам город Биляр, который был захвачен в XII веке князьями Андреем и Всеволодом. В историческом памятнике русских под названием «Казанская сторона» говорится: «Ту же был на Каме старый град, именем Брячев болгарский, ныне же градище пусто».

В башкирском шежере «Предки билярского дома» говорится о Билярхане- потомке Бикбарыса (из народа буляр), который жил по берегам рек Зай и Шишма.

Сюжеты и мотивы, восходящие к книгам «Таурих-и Булгария» встречаются и в записанных у разных людей преданиях. в X веке.

В одной из венгерских летописей сообщается о том, что 970 г. из Волжской Булгарии в Венгрию пришли биляры -мусульмане братья Билла и Боксу. Несколько позже туда переселилась еще одна группа биляр во главе с Хасаном. Венгры встретили их, как родных, дали им земли на левом берегу Дуная. Будто бы и город Пешт основали те самые биляры.

О булгаро - башкирских связях говорит сказка «Алпамыша» и эпос «Алдар и Зухра».

От Булгарского государства остались лишь развалины и от булгарских памятников мало что сохранилось до наших дней.

Кул Гали «Кисса-и Йусуф»

«Кисса-и Йусуф»- единственный литературный памятник булгарской эпохи, переживший века и дошедший до наших дней. Это выдающееся произведение стояло у истоков нашей древней поэзии. Являясь любимым чтением тюркских народов, памятник передавался из поколения в поколение в многочисленных списках. Он служил книгой для чтения в медресе, переписывался и заучивался наизусть.

«Кисса-и Йусуф»- общее достояние башкирского и татарского народов.

Существуют различные гипотезы относительно ее авторства и историко-литературных источников, продолжаются споры о национальной принадлежности, месте создания, языке.

Некоторые сведения об авторе содержит сама кисса. Во вступительной части, в соответствии с восточной традицией, он называет свое имя, делится с поставленной перед собой задачей, а в заключительной главе сообщает о времени создания произведения.

Сравнительно более полный материал содержится в шежере башкирского рода Айле: далекими предками Кул Гали были хан Илхам и его сын Габдулла, который в течение 50 лет правил Булгаром. Один из его сыновей Галимбек в пределах Булгарии в небольшом городе Кышан был имамом... От него родился Мирхаджи. Он также прожил в Кышане 30 лет. Хазрет Хаджи (Мирджани) переселился к устью реки Зай. От него родился Кул Гали. Далее говорится о переезде семьи в Хорезм, о том, как Кул Гали бежал от нашествия войск и вернулся на родину, как его земляки построили на реке Сирмешан город под названием Биляр.

Сверив эти сведения по другим источникам, татарский литературовед Х. Мухамметов подтвердил, что упомянутые в шежере люди являются историческими лицами, что жил Кул Гали в XIII столетии, в 1174- 1248 гг.

Ученые установили, что написана кисса до грозного монго- татарского нашествия на Урал и Поволжье в 1236 г.

К настоящему времени известно около 160 списков «Кисса-и Йусуф», и подавляющее большинство из них найдено на Урало - Поволжье. В архивах Уфы, Казани, Петербурга хранится около 20 полных списков «Кисса-и Йусуф». Однако говорить об экземпляре самого автора не приходится. До наших дней до нас дошли ее многократно переписанные версии. Наиболее полной версией является рукопись, найденная в Илишевском районе Башкортостана.

Зачатки «Киссаи-Йусуф», по мнению ученых, встречаются в ассиро-вавилонской мифологии, позднее он был включен в Библию, составил отдельную суру в Коране под названием «Йусуф». Большое место отведено сюжету о Йусуфе в книге «История пророков».

Первым поэтическим произведением, написанным на этот сюжет, считается поэма классика таджико- персидской литературы Фирдауси «Йусуф и Зулейха» (X в.). Под тем же названием создали большие дастаны Хамза (XIVв.), Дурбек (XIVв.), Джами (XVв.), Физули (XVIв.), Андалиб (XVIв.) и др. Позднее этот сюжет привлек внимание Яна Райниса, Льва Толстого, глубоко разработан в романе Томаса Манна «Йосиф и его братья». В наши дни написана поэма Назыма Хикмета «Легенда о любви».

В литературе Востока существует полуторатысячная традиция в разработке этой темы.

Действительно, доказано, что Кул Гали отталкивался от самого знаменитого из них, поэмы Фирдауси. В послесловии автор отмечает: «Изложили мы киссу о пророке Йусуфе, сочинили ее по арабским и персидским преданиям».

Сюжет «Кисса-и Йусуф» вкратце таков. У Йагкуба от двух жен было 12 сыновей, и больше других любил он прекрасного Йусуфа, что вызывало ревность двух братьев. Однажды Йусуфу приснилось, будто ему поклоняются солнце, луна и одиннадцать звезд и поведал он свой сон отцу. Йагкуб истолковал этот сон, как грядущее возвышение Йусуфа, который станет пророком и владыкой государства, а одиннадцать братьев будут в услужении у него. Разговор отца и сына подслушала падчерица Йагкуба и сообщила все своим братьям. Те решили из зависти погубить Йусуфа и обманом увели его на прогулку. Один из братьев воспротивился злому умыслу других, и Йусуфа не стали убивать, а бросили в колодец.

Спасенный купцами, Йусуф был продан в рабство египетскому царю, жена которого красавица Зулейха, воспылала любовью к прекрасному юноше. За отказ во взаимности по ее настоянию он был брошен в темницу. Двенадцать лет он томился в заточении и, благодаря мудрому толкованию сна правителя, получил свободу, спас Египет от голода и стал царем.

Далее кисса повествует о его встрече с братьями, спустя многие десятилетия прибывшими в Египет за хлебом, о чудесном возвращении Зулейхе молодости и женитьбе на ней простившего ее Йусуфа, отъезде их на родину в Ханаан, долгой счастливой жизни и кончине.

Сюжет «Кисса-и Йусуф пронизан элементами фантастики, во всем что происходит с героями, автор видит вмешательство высших сил, божественное предопределение.

Однако несомненны жизненная основа изображаемых событий, правдивость в раскрытии мыслей и переживаний героев. Читателей покоряет гуманистическая направленность произведения, ратующего за счастье людей, за справедливость и нравственную чистоту, осуждающего зло, коварство, жестокость. Особой пленительности отличаются главы, посвященные возвышающей человека, всепоглащающей силе любви.

Кул- Гали поднимает такие вопросы, как 1) взаимоотношения отцов и детей;

2) взаимоотношения народа и правителя;

3) противопоставление добра и зла- все эти проблемы решаются в морально-этическом и социально- философском ключе.

4) важно, что бесчеловечный поступок братьев преподносится не просто как внутрисемейный разлад, а как серьезный социальный конфликт. Прощение же с Йусуфом предательства братьев связано с идеей о справедливом царе. Йусуф построил идеальный город-государство под названием Эмин (Благополучный), где царили мир и изобилие, а народ поклонялся святой вере.

В связи с этой идеей затрагиваются и другие философско -этические проблемы, как долг и ответственность; причина и следствие; преступление и наказание.

То, что на Йусуфу на долю выпали немыслимые страдания, а потерявший любимого сына старый Йагкуб ослеп от горя, является наказанием за их прежние грехи. Йусуф в юности побил раба, и как возмездие за этот неблаговидный поступок он сам попал в рабство. Йагкуб после смерти жены для спасения малолетнего Йусуфа купил рабыню- кормилицу и, чтобы молока ему доставалось больше, отнял у женщины младенца и продал его в рабство. Из глаз безутешно молившей Бога матери выпало семьдесят слезинок, и Всевышний приговорил Йагкуба жить семьдесят лет в разлуке с сыном.

Ни один из поступков персонажей в «Кисса-и Йусуф» не совершается без ведома и волеизъявления Бога. Все предопределено свыше, от судьбы никому не уйти. Будущее открывается перед человеком во сне.

Вообще исполнение увиденного во сне становится в «Кисса-и Йусуф» главным стержнем сюжета. С этого начинаются злоключения героя. Вещий сон намечает злоключения героя. Мудро истолковав сон египетского правителя, он становится царем. Зулейха влюбляется в Йусуфа, увидев его во сне.

Но в отличие от поэм восточных авторов, в «Кисса-и Йусуф» Кул Гали любовной линии отведено не главное место. Йусуф в большей степени трезвый рационалист, мудрый правитель, чем невольник любви. Человек праведный и честный, он не может отвечать взаимностью жене хозяина и лишь спустя десятилетия, узнав, что Зулейха не была в супружеских отношениях с покойным мужем, отдает ей свое сердце.

Каждый из героев- носитель определенной идеи. Старый Якуб от начала и до конца остается заботливым чадолюбивым отцом. Йусуф олицетворяет верность, мудрое терпение и силу разума. Главное призвание Зулейхи - всепоглощающая любовь и женственность.

Йусуф напоминает эпического героя, побеждает он не физической мощью, а умом и знаниями. Это идеал красоты. В религиозные и светские легенды и дастаны, в произведения мировой литературы он вошел, как Йусуф (Иосиф) Прекрасный.

Благодаря актуальности идейно- нравственной проблематики, высокому гуманистическому пафосу «Кисса-и Йусуф» сохранила свою непреходящую притягательную силу в течение многих столетий. Ее значение еще ив том, что она составила новый этап в развитии тюркской литературы Урало-Поволжья.

Написана «Кисса-и Йусуф» в форме назиры. Это восточный традиционный рассказ, написанный в форме подражания известному классическому произведению.

Жанр произведения обозначен в названии -кисса. К этому жанру относились героико- исторические, романтические сочинения, усложненные элементами фантастики. В завершенном виде рукопись представляет собой книгу, которая состоит из предусловия, восемнадцати глав и послесловия.

В основе «Кисса-и Йусуфа» лежит идея борьбы добра и зла. Отсюда часто используемые приемы антитезы (красота и уродство, молодость и старость, богатство и бедность, изобилие и голод), контрастных сопоставлений: вечной и преходящей жизни, живых и мертвых, образов семи тучных и семи тощих коров.

Любопытны также вариации чисел семидесяти и сорока. За семьдесят слезинок разлученной рабыни Йагкуб был лишен сына на семьдесят лет. Свою любовь к Йагкубу Зулейха хранит сорок лет, проходит через сорок тяжких испытаний, сила Йусуфа равна могуществу сорока пророков.

Иносказание, обилие крылатых выражений делают стиль книги «Кисса-и Йусуф» более гибким. Обороты типа «жемчужные слезы», « напоминающие лозу пальцы», «ветер- вестник», «алмазные слезы», «верблюдица, разлученная с верблюжонком» и. т. д берут начало в произведении Кул Гали.

Язык «Кисса-и Йусуфа»- литературный тюрки. Кул Гали использовал «размер Рубаи»- форму тюркского стиха, состоящую из четырех строк, каждая из которых состояла из венадцати слогов. Такая ритмика позволяла читать произведение неторопливо и выразительно, а то и напевным речитативом.

О башкиро - венгерских этнических связях .

Известно, что башкиры и венгры имеют общие родственные корни, они проживали на одной и той же территории.

Тут не будет лишним вспомнить о западно- европейских авторах (Юлиане, Плано Карпини и Рубруке).

Они называют Башкортостан Великой Венгрией. То есть ставят Башкортостан в один ряд с Венгрией. Из восточных авторов лишь один Ибн Русте (X в.), кажется, придерживается этой мысли. Он пишет о башкирах: «Они живут в юртах. В поисках удобных пастбищ с высокими травами они кочуют с места на место». Согласно его сведениям, «Земли башкир (мадьяр) лежат между землями печенегов и внутренних булгар», то есть в предгорьях Западного Урала.

Д.А. Хвольсон в книге «Известия о хазарах...» утверждает, что переселившихся в Венгрию биляров арабы называли башкирами. В более поздних исторических хрониках Востока также стало привычным называть башкирами и западных булгар, и венгров.

Нашествие гуннов заставляет многие племена, особенно тюркоязычные, сдвинуться с насиженных мест. В тот же период на запад устремляются и угорско- мадьярские племена, расположенные на севере Башкортостана. Сведения о маршруте пути мадьяр с Урала на Запад дошли до нас с XII в. Они направились на Запад - в Паннонию «для завладения наследием Атиллы». Тюркские племена, пришедшие в составе гуннов и присоединившиеся к уграм- мадьярам, входили в этноязыковую группу древнетюркских племен. Эта этноязыковая группа очень быстро выделяется из основной массы тюркоязычных народов. Поэтому трудно ставить знак равенства между тюркскими племенами, оказавшимися в 1 в. на Урале, и предками башкир. Тем не менее в тюркизации языка народа в этом крае не обошлось без их влияния.

Итак во второй половине IX веке мадьяры, теснимые огузами и печенегами, покинули Приуралье и ушли в Венгрию. Часть башкир ушла вместе с мадъярами, а часть мадъяр осталась в Башкортостане. Об этом свидетельствует название и состав племени юрматы.

Гимном совершенной человеческой личности, но уже с иных, светских, «жизнерадостных» позиций мыслителя, отдающего дань человеку как центру мироздания и величайшему его творению, выступает перед нами крупнейшее, дошедшее до наших дней сочинение булгарской культуры домонгольского периода - «Кысса-и Йусуф» Кул Гали.

Являясь вершинным и своего рода итоговым достижением этой культуры накануне грозных потрясений, повернувших судьбы многих на- родов в иное историческое русло, «Кысса-и Йусуф» и в своем мировоззренческом содержании как бы подводил итог определенного этапа развития не только булгарского, но и в целом тюркского оседло-земледельческого, феодально-государственного исламизированного общества. Продолжая в этом плане философско-эстетические и культурно-идеологические традиции «Кутадгу билиг» с его энциклопедичностью, светской направленностью, жизнеутверждающей философией, сочинение булгарского мыслителя сфокусировало в своем содержании и достижения булгаро-татарской общественной мысли и ее проблемы.

Прежде всего и самое главное, что бросается в глаза - антропоцент- ричность мышления поэта, свидетельствующая о том уровне развития общественной мысли и литературы, когда в центре ее внимания становится человек с его мироощущением, проблемами, страданиями, чаяниями. И действительно, под идеализированным образом библейско- коранического пророка Иосифа-Йусуфа автор показал современникам человека, его индивидуальное бытие как высшую ценность, отношение к которому является мерилом оценки всего окружающего мира, общества, отдельных людей. Странствия и страдания Йусуфа, его падение и взлет, психологически достоверные описания его состояний, размышлений, упований в различные периоды его жизни, даже перенесенные в освященный канонизированными традициями сюжет о скитаниях пророка в далеком Египте, ставят в центре дастана в мировоззренческом плане судьбу человека в мире, хрупкость ее, зависимость от грозных и неумолимых сил рока, но в то же время ценность человека как венца природы, всего сущего на земле.

Другая важная черта, характеризующая уровень зрелости общественной мысли начала XIII века, - просветительский характер поэмы, обеспечивший ей в соединении с глубоко народными основами и художественными достоинствами сочинения, как это показали литературоведы, выдающееся место в формировании философского мироощущения, нравственных, эстетических запросов многих поколений, видевших в ней «... учебник жизни, свод благородных побуждений и поступков, образец красоты и мудрости...» (18; 5).

Причем просветительский характер поэмы заключен не в пространных назиданиях, характерных для средневековых дидактических сочинений. Здесь нет места сухим поучениям, все раскрывается по мере развертывания сюжета, вплетено в художественную ткань поэмы. Все счастливые и несчастливые повороты в судьбах главных героев поэмы - Йусуфа, Йакуба, Зулейхи, в судьбах народа, страны, оказываются следствием и результатом нравственного, разумного, либо безнравственного, неразумного поведения персонажей, движимых добрыми или злыми побуждениями. Задача автора - не столько наставление, поучение своего читателя и слушателя, а принятие им пропагандируемых поэмой мировоззренческих ориентиров, гуманистических ценностей и этических принципов как внутреннего убеждения и личной нравственной нормы поведения человека. И вся дальнейшая историческая судьба поэмы свидетельствует, что в этой благородной миссии просветителя сердец Кул Гали преуспел как никто другой. И в этом его непреходящая заслуга перед потомками.

Энциклопедизм Кул Гали, его антропоцентристское мироощущение, просветительская, жизнеутверждающая направленность его творчества допускают исторически корректное типологическое сравнение периода развития тюркской культуры, отраженного сочинением подобного «Кысса-и Йусуф» уровня, с культурой Ренессанса.

Однако, как нам представляется, неправомерно, по крайней мере в отношении «Кысса-и Йусуф» - произведения восходящей культуры одной из ветвей тюркского мира - распространение части на целое, сходства определенных существенных мировоззренческих и художественно-эстетических принципов на все явление, культурный феномен в целом. А суть его в двух словах заключается в том, что «Кысса-и Йусуф» - это феномен не возрождения чего то ранее развивавшегося, но утерянного и преданного забвению в булгарском или общетюркском культурном ареале. Нет, это яркий образец определенного, повторяем, восходящего периода развития булгаро-тюркской культуры, который берет свое начало с распространением в урало-волжском регионе ислама и сопутствующей ему книжно-письменной культуры мусульманского мира, и непрерывно, последовательно развивается в течение трех столетий в рамках булгарской государственности.

Тогда в каком же контексте допустима, с нашей точки зрения, оценка «Кысса-и Йусуф» как феномена, сопоставимого с явлениями ренес- сансной культуры? «Кысса-и Йусуф» и сходные сочинения являются в известном смысле «ренессансными» лишь постольку, поскольку они, относясь к кругу художественных памятников общемусульманской культуры, являясь ее составной частью, показывают эту культуру как преем- ницу более древних культур и, в том числе античной культуры Средиземноморья, возрождая в своем собственном развитии ее гуманистические идеи и духовные ценности, переосмысливая это наследие с собственных культурно-идеологических позиций и передавая его в переосмысленном виде современникам и последующим поколениям. Другими словами, «ренессансный» характер «Кысса-и Йусуф» заключается в преемственном характере его идейно-философского содержания, в его связующей роли звена в единой цепи поступательного развития культуры общечеловеческой. В дальнейшем эту эстафету культурной преемственности из затухающей волны мусульманской цивилизации подхватывает христианская Европа и поднимает обогащенную прогрессивной мыслью Востока античную культуру на высоту Европейского Ренессанса. В этом смысле всякое вершинное, выдающееся произведение своей эпохи вправе рассматриваться помимо национального или регионального и в общечеловеческом контексте ренессансной (в широком историко-культурном толковании этого понятия) культуры, ибо каждое такое произведение возрождает к жизни в современной трактовке предшествующие достижения человеческой мысли. Именно в таком понимании с точки зрения преемственности и единства общечеловеческой культуры, ее прогрессивных традиций мы видим смысл положения, выдвинутого учеными-культурологами о непрерывном и всемирном характере Ренессанса в истории человеческой культуры. Но мы не можем согласиться с упрощенной расширительной трактовкой Ренессанса - культурно-идеологического феномена определенного типа культуры определенной исторической эпохи - как общего знаменателя всех значительных явлений, памятников человеческой культуры в необъятном историческом и географическом пространстве. В случае с безапелляционным отнесением «Кысса-и Йусуф» к памятнику ренессансной культуры (77), как представляется, помимо расширительного понимания Ренессанса, проявляется и рецидив европоцентристского подхода к региональным и национальным явлениям культуры, продиктованный, правда, самыми благами намерениями - представить данное явление культуры «на уровне» европейских стандартов, в данном случае высоких стандартов европейского Возрождения XIII-XVI веков.

Анализируя идейное содержание «Кысса-и Йусуф», литературоведы справедливо указывают на факты, свидетельствующие о выходе мыслителя Кул Гали в отдельных случаях за рамки догматов и канонов ис- ламского учения. Но отмечая эти факты, следует подчеркнуть, что в целом мировоззренческая функция «Кысса-и Йусуф» может быть определена как гуманистическая по духу и рационалистическая по методу интерпретация именно исламской теософии и идеологии. Пропаганда ислама, его духовных и этических норм, концепции Знания пронизывает все идейное содержание поэмы, игнорировать это невозможно. Между тем в исследованиях «Кысса-и Йусуф» заметно стремление как- то обойти или приглушить идеологическую функцию пропаганды ислама в поэме, ограничиваясь большей частью полуобъяснениями - полуоправданиями типа: «Кул Гали был сыном своего времени» и т.п. Но булгарский мыслитель отнюдь не нуждается в наших оправданиях. Ислам в эпоху Кул Гали в условиях Волжской Булгарии был прогрессивной идеологией, отвечавшей прогрессивным общественным потребностям развивавшегося централизованного феодального государства, утверждению его независимости, росту экономики и расцвету культуры. И Кул Гали, помимо всего прочего, выступает в поэме как талантливый пропагандист передового для своего времени мировоззрения и идеологии. Да, Кул Гали как прогрессивный мыслитель действительно был сыном своего времени, но в лучшем смысле этой метафоры. Философия и идеология ислама в его гуманистической и рационалистической интерпретации является у Кул Гали и обоснованием сильного централизованного государства, и его высшей мировоззренческой и этической санкцией, и гарантом прогрессивного развития науки и культуры, блестящим свидетельством чего является и сама поэма18. И когда в первых же строках поэмы, буквально в первых бейтах автор в четкой, лапидарной форме воспроизводит основополагающую триединую формулу ислама об аллахе как Едином, Вечном, Всемогущем творце всего сущего - это не просто «традиционное для поэзии мусульманского Востока восхваление бога» (18; 246), но и основополагающий тезис всей философско-мировоззренческой концепции мыслителя, вне которой нельзя представить себе это сочинение. Следующие несколько бейтов действительно написаны в духе цитированной выше традиции. Но дальше идут бейты, посвященные основателю одной из четырех правовых школ (мазхабов) ислама - Абу Xанифе. Выделение Абу Xанифы из четырех основателей этих школ не оставляет сомнения в принадлежности Кул Гали и его интеллектуального окружения к признаваемому наиболее терпимым, либеральным к инакомыслию ханафитскому толку ислама. А это, в свою очередь, позволяет сделать веское предположение в пользу того, что Кул Гали принадлежал к свободомыслящей прослойке мусульманства, открытой к восприятию различных учений и доктрин. Впрочем, для крупного международного транзитного центра с его постоянными межнациональными, межрелигиозными контактами, купеческими колониями из разных стран мира такое свободомыслие надо считать вполне естественным.

При всем этом как выразитель идеологии ислама, пропагандист монотеизма в борьбе с язычеством Кул Гали последователен и непреклонен.

Важнейшая идеологическая функция поэмы - пропаганда ислама среди язычников и укрепление в исламской вере новообращенных. Кул Гали выполняет эту задачу не только через наставления своего главного героя - Йусуфа, но и путем изображения всей его судьбы, падения, возвышения, страданий, могущества, исполнения желаний, через изображение всех его поступков и образа мыслей с позиции исламского провиденционализма, предопределенности судьбы как самого Йусуфа так и всей страны, общества, народа волей всемогущего Аллаха. Все, что говорит и делает Йусуф, он говорит и делает с благословения бога, в соответствии с его волей, сообщаемой пророку через архангела Джабра- ила. Жизнь, ум, красота, несравненные нравственные достоинства - все это, как говорит Йусуф - Кул Гали, даны ему богом. На вопрос «Кто был создатель твой»? Йусуф отвечает:

«...Творцом я сотворен, На небе, на земле всем жизнь дарует он, И каждый раб его им вскормлен и вспоен Как вечного творца его мы чтим теперь».

И язычники-кяфиры признают его пророком истинной веры:

И все поверив в то, что есть единый бог, Признали, что Йусуф - возвестник и пророк, И правой веры путь пред ними ныне лег - Рабами бога мы все станем, мол, теперь. (18; 79)19

И при каждом столкновении правоверного Йусуфа с язычниками, их идолами последние оказываются посрамленными и поверженными перед ним. Так случается в сцене обращения в ислам правителя Иеру- салима. Когда правитель, сопровождаемый Йусуфом, входит в языческий храм, языческий идол склоняется перед посланцем Аллаха и признает его истинным пророком (18; 79).

Но стоило лишь Йусуфу возгордиться своей несравненной красотой, как всевышний преподает ему наглядный урок пользы скромности, а заодно и своего могущества, сделав всех жителей очередного города, мимо которого проезжает Йусуф с караваном Малика Дагира, еще более прекрасными, чем он сам. И Йусуф смиряет гордыню, осознав свое ничтожество перед Всевышним.

Перечислять все эпизоды, раскрывающие всемогущество и всеведение бога, его милость - значило бы пересказывать практически все содержание поэмы. Достаточно сказать поэтому, что задача прославления мусульманской веры вплетена в самую ткань сюжета, составляет единство философско - эстетического и художественно-изобразительного планов поэмы и призвана воздействовать на чувства читателей и слушателей.

Став правителем, Йусуф демонстрирует глубокие познания во всех сферах управления государством. И на вопрос Рейана, царя Египта, о природе своих знаний, он отвечает:

Все дал мне бог один, И этим даром мне велел владеть теперь.

В добровольной передаче власти царем мудрому, проницательному Йусуфу ощущается влияние перипатетической концепции правителя- мудреца, философа. Так, видимо, следует понимать и выражение Рейа- на: «Достоин власти ты». В то же время, в контексте авторской трактовки всех качеств Йусуфа как ниспосланных своему избранному богом, можно предположить, что речь идет о мусульманской учености Йусуфа - знатока всех тонкостей исламского вероучения, всех течений. На такую мысль наталкивает и один небольшой, но конкретный факт подтверждающий ученость Йусуфа. В поэме дважды, в сцене продажи Йусуфа в рабство, а также в эпизоде приветствия правителя Египта Рей- ана говорится о том, что он «в семидесяти двух наречьях умудрен» (18; 105, 163). Обычно это комментируется как признак обширной эрудиции Йусуфа. Однако, как представляется, цифра «72» здесь не произвольна. Как известно, столько сект насчитывают мусульманские богословы в исламе, «... руководствуясь хадисом, согласно которому после смерти Мухаммада община его должна расколоться на 70 (или 72) толка, из которых лишь один правоверный» (67; 20)20. Кстати, не под влиянием ли этого хадиса «Кисса - ул - анбия» («Сказание о пророках») Н.Рабгузи состоит из 72 разделов? (49; 11). Видимо, Кул Гали хотел этой цифрой подчеркнуть универсальность познаний Йусуфа во всех тонкостях и оттенках ислама. Ну а слово «наречия» могло быть чисто тактическим способом избежать возможных обвинений со стороны ортодоксов в отступлении от единственной, истинной дороги в вероучении.

Примечательно, что в поэме в качестве враждебной исламу идеологии выступает исключительно язычество, а иудаизм и христианство, их последователи, квалифицируемые исламом как «Люди, находящиеся под покровительством» («ахл аз-зимма»), в качестве таковой в поэме не рассматриваются. Конечно, дело, видимо, не только в том, что иудеи и христиане для ислама лишь заблуждающиеся, сбившиеся с истинного пути, но в общем «братья» по вере в Единого. Для булгарского общества они не представляли реальной идеологической силы. А вот с язычеством, судя по страстному, наступательному тону «Кысса-и Йусуф», борьба и в начале XIII века была актуальной. Этим объясняется постоянное, на протяжении всей поэмы, столкновение ислама с языческими верованиями и посрамление последних, все новые и новые доказательства по ходу сюжета и развитию событий истинности ислама и ложности языческих культов. Даже в сцене соблазнения Йусуфа Зулейхой безоглядная страсть последней, не знающая страха наказания за прелюбодеяние, связывается с ничтожностью языческого божества, от укоризненного взгляда которого Зулейха избавляется очень просто, накинув на него платок. Это сцена дает возможность Кул Гали устами своего героя еще раз продемонстрировать превосходство всевидящего Творца над жалким деревянным обрубком:

Твой идол сотворен, мой бог все сам творил, И явно ему все-все тайны скрытых сил, И кто бы от него хоть что-нибудь сокрыл Твой идол глух и слеп и немощен теперь. (18; 132)

Учитывая, что Волжская Булгария была окружена языческими племенами и по мере роста своего могущества и влияния, по мере развития торговли и контактов все более расширяла сферу своих экономических, государственных интересов, предположение об актуальности проблемы исламизации населения периферийных районов страны выглядит логически обоснованным. Кроме того, нельзя не учитывать следующего. Хотя официальную политическую победу над язычеством среди волжских булгар ислам одержал давно, в начале X века, для того, чтобы окончательно вытеснить его из сознания, мироощущения людей, их практической и духовной деятельности должны были пройти долгие годы и даже столетия. Не случайно реликты язычества в сфере народной культуры, фольклора, обрядов сохраняются до сегодняшнего дня21.

По тексту самого «Кысса-и Йусуф», несмотря на общий оптимистично-победный тон поэмы, можно убедиться, что не всегда исламиза- ция язычников шла так успешно и гладко как во время путешествия купеческого каравана их Ханаана (Палестины) в Египет. Так, царь Египта Рейан под воздействием миссии Йусуфа как будто бы обращается в ислам:

И принял он ислам - не верить уж не мог, И правоверным стал он истинным теперь. (18; 164)

Но в конце поэмы оказывается, что он остался язычником, ибо Йу- суф не пускает его во вновь выстроенный мусульманский город Эмин как неправоверного (18; 238). Остается предположить, что обращение некоторых правителей в ислам было неглубоким и непрочным, что в общем соответствует историческим реалиям.

Весьма примечательно в этом плане и то, что после многолетнего справедливого правления Йусуфа, после всех чудес и сбывшихся пророчеств, подтвердивших истинность его миссии и его веры, он в конце концов вынужден все-таки вместе со своими единоверцами оставить Египет, неверных подданных, не пожелавших принять ислам и даже решительно воспротивившихся изменению своей традиционной религии. В результате Йусуф фактически вынужденно уезжает из Египта, народ которого на долгие годы остается во мраке идолопоклонства.

Таким образом, в идеологическом аспекте «Кысса-и Йусуф» выполнял социальный заказ своей эпохи, когда ислам распространял свое влияние в борьбе с языческим мировоззрением и культурой. И судя хотя бы по своей широчайшей популярности среди народа, поэма сыграла выдающуюся роль в утверждении новой прогрессивной идеологии и монотеистического мировоззрения.

Здесь уместно сказать еще об этом аспекте мировоззренческого содержания «Кысса-и Йусуф» - о характере и роли суфийских элементов поэмы. В научной литературе по этому вопросу сталкиваются две идейно-эстетические позиции, ведущие к преувеличенному утверждению, либо к игнорированию, затушевыванию мистических социально-философских мотивов поэмы. Первая позиция представлена, в частности, в монографии З.Ишмухаметова «Социальная роль и эволюция ислама в Татарии», автор которой усматривает основную идею «Кысса-и Йу- суф» в суфийской идее «отречения от земной любви, от земных радостей ради посмертного счастья, духовного слияния с богом» (105; 87).

Критикуя эту, несомненно, одностороннюю, субъективную оценку, сторонники другой позиции, в свою очередь, в утверждении светских социальных основ поэмы доходят чуть ли не до противопоставления ее автора Кул Гали суфийской идеологии (191). При всей внешней противоположности у этих позиций есть нечто общее, объединяющее. И заключается оно в негативном отношении к суфизму вообще.

Наличие или отсутствие суфийских идей, степень влияния суфийского мировосприятия в художественном произведении средневековья рассматривается не в качестве объективного и закономерного признака его философского содержания, а с ценностной точки зрения, по избитой аналогии с выявлением материалистических или идеалистических мотивов в наследии любого мыслителя прошлого для идеологической «инвентаризации» этого наследия.

Представление о суфизме как ущербном, снижающем идейно-эстетическую ценность памятника течении философской мысли, приводит к тому, что одни пытаются избавить данный памятник от этой «ущербности» и тем самым «обелить» бедного автора, а другие, наоборот, выпячивая суфийские мотивы, показать его как весьма сомнительного в своей прогрессивности мыслителя.

Наша общая беда в подходе к культурному наследию, идущая от идеологической заданности, вульгарно-социологической традиции - стремление непременно поделить его, противопоставить одну часть - другой, хорошую - плохой, прогрессивную - реакционной, достойную нашего просвещенного внимания - недостойной, того, что мы «берем» из прошлого - тому, что мы «не берем» из него. В то время как цель подлинно научного исследования истории философской мысли народа заключается не в противопоставлении одного, пусть ультра прогрес- сивного течения другим, а в раскрытии ведущей тенденции ее развития на основе анализа всех составляющих этого развития, его многоголосия, разнообразия.

Иначе, говоря, и в отношении к суфизму мы должны преодолевать сложившийся примитивный идеологический стереотип, который можно выразить такой нехитрой, не претендующей на глубину осмысления формулой: чем больше суфизма в сочинении средневекового автора - тем оно идейно слабее, чем меньше - тем сильнее. Ну, а коль скоро найден «универсальный» критерий оценки идейного содержания произведений средневековья, остальное просто. Нужно «оправдать» автора, возвысить его - отрицай влияние суфизма на его творчество, нужно записать сочинение по разряду реакционного наследия - объяви его религиозным, суфийским. Мы, конечно, несколько утрируем ситуацию, но в сущности такой подход к наследию преодолевается в нашей научной литературе очень робко и медленно.

Итак, какое же место занимает суфийское миросозерцание, его символика в «Кысса-и Йусуф»? Мы уже упоминали во вводном разделе, что светские, рационалистические мотивы с одной стороны и суфийские - с другой зачастую переплетены в одном произведении, ибо помимо сказанного выше, исламское учение оставляло возможность развития как рационалистического, так и мистического его начала в зависимости от мировоззрения художника. «Кысса-и Йусуф» - сочинение преимущественно светского содержания, рационалистической направленности, нацеленное на то, чтобы быть «учебником» земной жизни человека, воспитать в нем гражданина и гуманиста, показать ему основы справедливых общественных, семейных отношений, условия процветания и благополучия государства, народа. Это так. Но сказанное отнюдь не исключает ни возможности влияния на рационалиста Кул Гали суфийского мировоззрения, ни того, что он сам мог принадлежать к определенному, скорее всего умеренному суфийскому толку. Если мы вспомним, что многие величайшие гуманисты мусульманского Востока, всемирно признанные Саади, Низами, Руми, Джами и другие были суфийскими шейхами, а последний оказал огромное влияние на мировоззрение и творчество Алишера Навои, то ничего удивительного не будет в том, если и Кул Гали окажется суфием22.

Для обоснованной оценки места и характера суфийских элементов в «Кысса-и Йусуф» необходим тщательный историко-философский анализ его текста в сравнении с основными источниками поэмы, каковыми Г.Тагирджанов и Н.Хисамов считают поэму А.Фирдоуси «Йусуф и Зулейха» и сочинение в прозе шейха А.Ансари «Анис ал-мюридин ва шамс ал-маджалис» (Друг мюридов и солнце бесед). К слову, в самом сочетании этих источников, возможно, кроется выяснение соотношения рационалистических и суфийских мотивов в философском содержании поэмы тюрко-татарского мыслителя. Дело в том, что по свидетельству Е.Бертельса, сочинение крупного богослова и теоретика суфизма Абд-аллаха Ансари насквозь пронизано суфийской аллегоричностью, а «у Фирдоуси в поэме «Йусуф и Зулейха» нет и следов суфийского мировоззрения» (67; 82).

Повторим, однако, что здесь нужен тщательный анализ текстов. Пока же можно говорить об использовании Кул Гали суфийских элементов для усиления эмоционально-художественной выразительности поэмы и ее воздействия на чувства верующих. Несомненна и близость эстетической концепции прекрасного и любви в дастане с суфийской концепцией прекрасного как отблеска божественной красоты и мистификацией любви как самоотречения на пути приобщения к этой божественной красоте. Во всяком случае, в таком духе можно трактовать сцены изумления впервые видящих Йусуфа язычников перед его ни с чем не сравнимой, ослепительной, лучезарной, озаренной божественным отблеском красотой. Хрестоматийный пример в этом плане - сцена, изображающая экстатическое состояние женщин, созерцавших красоту Йусуфа, и в этом состоянии изрезавших свои пальцы в кровь ножами, предназначенными для очистки апельсинов, которые они держали в руках:

И от Йусуфа взор не в силах отвести, Ножами пальцы рук они стали скрести, Не чуя ничего - хоть кровь из вен пусти, И восхищалось все его красой теперь. (18; 140)

Этот пример как классический для характеристики экстатического состояния суфия, погруженного в созерцание божественной истины, приводит в своей книге «Воскрешение наук о вере» теоретик суфизма ал-Газали. «Он (суфий - А.Р.) - изумительный, погруженный в море созерцания, его состояние подобно состоянию женщин, порезавших свои руки при созерцании красоты Йусуфа, мир ему, их изумление было столь велико, что они утратили способность чувствовать» (1; 103). Таким же примерно образом можно трактовать сцену созерцания народом прекрасного лица Йусуфа во время великого голода, постигшего, по предсказанию Йусуфа, страну египтян. Здесь созерцание «божественной» красоты, красоты духовной подавляет чувство голода и люди после таких «гипнотических» сеансов лицезрения красоты могут в течение 30 дней обходиться без пищи (18; 166).

Самосожжение Зулейхи на алтаре любви, так ярко изображенное поэтом в XI главе поэмы, тоже навевает мысли об аналогии с мистической любовью - самоотречением суфия на его «пути» к познанию Истины. Сила страсти Зулейхи такова, что от ее дыхания кнут в руке Йусу- фа вспыхивает огнем ее любви к возлюбленному (18; 175).

Подобно отшельнику-суфию Зулейха приносит в жертву любви свое имущество, положение, красоту. И пройдя через очищающую любовь- страдание, любовь-самоистязание, разбив прежних языческих кумиров, она приходит духовно и физически обновленная к своей заветной цели - прекрасному Йусуфу. Мотив искупления страданием, преодолением тяжких испытаний, ниспосланных богом, явственно звучащий и в судьбе самого Йусуфа и в судьбе его отца Йакуба, вполне в духе суфийской концепции духовного и нравственного совершенствования через преодоление испытаний, выпадающих на долю вступившего на путь познания Истины. К этой концепции примыкают и мотивы «каганат» (довольствования своим положением), покорности, смирения, и особенно характерные для суфизма мотивы терпения (сабырлык), неоднократно звучащие в поэме, мотив бренности, суетности мира земного (фани денья) и вечности потустороннего (бакый донья): «мир бренный преходящ, но вечен - тот» (18; 152, 154). Но у Кул Гали герои через тяжкие испытания, невзгоды и страдания находят награду в земной жизни, и в этом, в устверждении возможности и самоценности земного счастья светски ориентированная жизнелюбивая концепция Кул Гали расходится с суфийски-мистицированной трактовкой воздаяния и счастья23.

В целом, как представляется, суфийские мотивы играют в поэме не самодовлеющую, а подчиненную, вспомогательную роль, выполняя две основные функции. Они, во-первых, помогают Кул Гали решить идеологическую задачу популяризации ислама среди народа (как это делает А.Йасави в своих хикметах). И, во-вторых, художник использует суфийскую символику для решения собственных художественно-эстети- ческих задач, как это сделает в XIV веке Кутб в «Хосров-Ширин хика- яты».

Таким образом, в крупнейшем памятнике тюрко-татарской культуры предмонгольского периода «Кысса-и Йусуф» представлены обе линии - философски и теологически ориентированного мировоззрения с преобладанием светской проблематики, что особенно четко отразилось в социально-этическом содержании «Кысса-и Йусуф» (как и в других сочинениях рассматриваемой эпохи), о чем речь пойдет в в следующей главе.

Сон Йусуфа. Одним из потомков Ибрахима был Йакуб, у которого родилось двенадцать сыновей. Больше всего отец любил младшего сына Йусуфа, отличавшегося редкостной красотой. Однажды Йусуфу приснился чудесный сон: будто поклонились ему одиннадцать звезд, солнце и луна. Понял отец, что мальчику уготована великая судьба: “Изберет тебя твой Господь, и научит тебя толкованию событий”. Одно только тревожило старика: братья и так завидуют Йусуфу, а что будет, если узнают о знамении? Поэтому Йакуб просил сына никому не рассказывать о вещем сне.

Сговор братьев. Предосторожность оказалась излишней: братья, даже не зная ничего о великой судьбе, предначертанной Йусуфу, сговорились погубить его. Сначала они думали его убить, но один из них сказал: “Не убивайте Йусуфа, а бросьте его в глубину колодца, — подберет его кто-нибудь из проходящих.” На том и порешили. На следующий день братья стали просить отца: “Почему ты не отпускаешь Йусуфа с нами пасти скот? Отпусти его завтра, пусть он поиграет на просторе, а мы его охраним”. Йакуб боялся, как бы волк не растерзал его любимца, но старшие сыновья сумели убедить отца, что Йусуф будет под надежной защитой.

Итак, Йусуф отправился в пустыню вместе с братьями. Но там они напали на него и бросили в придорожный колодец, а вечером, с плачем придя к отцу, рассказали: “О отец наш! Мы пустились вперегонки и оставили Йусуфа у наших вещей, и съел его волк”. В доказательство своих слов они принесли окровавленную одежду Йусуфа, и потому старик поверил им, сказав: “У Аллаха надо искать помощи в том, что вы расписываете”.

Йусуф в доме еипетского вельможи. Между тем мимо колодца проходил караван, один из людей в котором захотел зачерпнуть воды. Вытащив вместо воды мальчика, он обрадовался, решив, что такого красавца легко будет продать. И Йусуф отправился с караваном в качестве товара. В конце концов торговцы прибыли в Египет и там продали мальчика за небольшую цену.

Йусуф попал в дом к египетскому вельможе и там воспитывался, живя в довольстве. Но вот он достиг юношеских лет и красота его стала такой, что обратила на себя внимание хозяйки дома по имени Зулейка. Однажды, заперев двери, она призвала Йусуфа: “Поди сюда”. Но юноша ответил ей: “Упаси Аллах! Ведь господь мой прекрасным сделал мое пребывание. Поистине, не будут счастливы неправедные!” Он повернулся и пошел к дверям, но Зулейка, бросившись за ним, схватила его за одежду и разорвала ее сзади.

Случилось так, что в это время в комнату вошел хозяин и увидел свою жену и Йусуфа в разодранной рубахе. Желая скрыть свой грех, женщина заявила: “Каково должно быть воздаяние тому, кто желал зла твоей семье, если не заключение в темницу или мучительное наказание?” Но Йусуф, в свою очередь, сказал: “Она соблазняла меня”. Один из домочадцев заметил хозяину: “Если рубаха его разорвана спереди, то она права, а он — лжец. Если же рубаха его разорвана сзади, то она солгала, а он — правдив”. Так правдивость Йусуфа была доказана, а Зулейке пришлось каяться в своем грехе.

Но дело этим не закончилось. О происшествии в доме вельможи узнали женщины в городе и стали судачить между собой: “Жена вельможи соблазняет юношу. Он наполнил ее любовью. Мы видим, что она — в явном заблуждении”. Тогда хитрая Зулейка, чтобы показать, что и другие женщины не лучше нее, пригласила их к себе на пир, раздала им всем острые ножи для разрезания фруктов, а потом приказала, чтобы Йусуф вошел в зал. При виде его красоты у всех женщин дрогнули руки, и они порезались своими остро отточенными ножами. “Это не человек, — вскричали они, — это благородный ангел!” На это Зулейка ответила: “Вот вам тот, из-за которого вы меня бранили. Я его соблазняла, но он остался тверд. Но если он не сделает того, что я ему приказываю, он будет заключен в темницу и будет в числе ничтожных”.

Ийусуф в темнице. Йусуфу темница была милее греха, к которому его склоняли, и потому он оказался в заточении. Вместе с ним там оказались еще два человека. Однажды им приснились странные сны: одному — что он выжимает вино, другому — что он несет на голове хлеб, а птицы этот хлеб клюют. Йусуф истолковал эти сны так: “О товарищи по темнице! Один из вас будет поить своего господина вином, а второй будет распят, и птицы будут есть у него с головы”. Так оно и сталось. Йусуф просил, чтобы тот из товарищей по несчастью, которому он предсказал благополучное освобождение, похлопотал за него, оказавшись на свободе. Но тот несколько лет не вспоминал о Йусуфе.

Йусуф вновь встречается с братьями. Только когда грозные и непонятные сны явились царю Египта, и никто не смог их истолковать, вспомнили о заключенном в темницу несчастном. Йусуф справился с задачей, и был за это приближен к царю и обласкан им, сделан доверенным лицом, хранителем царских сокровищниц.

Прошли годы. Однажды братья Йусуфа прибыли в Египет по торговым делам. Он сразу узнал их, а они его нет. По его приказу братьям во вьюки тайно вернули проданные ими товары, а он пригласил их приезжать еще, но обязательно с младшим братом, а если они приедут одни, то выгодной торговли в Египте им больше не будет.

Сыновья Йакуба вернулись к отцу и рассказали обо всем случившемся. Старик наотрез отказался отпустить с ними младшего сына, напоминая о том, как они уже не уберегли когда-то Йусуфа. Но при распаковке тюков с привезенным добром оказалось, что товар их возвращен и его можно еще раз выгодно продать. Прибыль была велика, и они начали склонять Йакуба отпустить с ними младшего брата — ведь жалко было лишаться выгодной торговли с Египтом. В конце концов Йакуб уступил, но взял с них клятву именем Аллаха, что без своего младшего брата они домой не вернутся.

Йусуф и младший брат. Караван вновь прибыл в Египет. На этот раз Йусуф открылся младшему брату, предупредив, чтобы тот не удивлялся, что бы ни случилось. Когда торговля завершилась, и караван готов был отправиться в обратный путь, по приказу Йусуфа в вещи младшего брата была спрятана драгоценная чаша. А затем глашатай возвестил: “О караван! Ведь вы воры!” “Что вы разыскиваете?” — спросили братья Йусуфа. Услышав в ответ, что ищут пропавшую чашу царя, они стали клясться, что не брали ее и пообещали выдать того, у кого она найдется в поклаже. Каково же было их удивление, когда чаша оказалась среди вещей младшего брата! “О вельможа! — начали упрашивать они, — мы видим, что ты из добродетельных людей. У него отец — глубокий старик, возьми одного из нас вместо него”. Но Йусуф отказался: “Упаси нас Боже взять кого-нибудь помимо того, у кого мы нашли наш товар! Мы бы тогда были неправедными”.

Как было поступить остальным братьям? Ведь они клялись отцу именем Аллаха не возвращаться домой без младшего брата. И вот старший из них принял ответственность на себя. Он остался в Египте, а братьям велел возвращаться домой и сообщить отцу о проступке младшего сына, призвав в свидетели того, что они говорят правду караван, в котором они шли и селение, в котором они были.

Побелели очи от печали у старого Йакуба. Но он сдержал свои чувства и понял, что эти события как-то связаны с его давно пропавшим любимцем. Поэтому он приказал сыновьям вернуться в Египет и там постараться разузнать о судьбе Йусуфа.

Сон сбывается. Когда сыновья Йакуба снова пришли к вельможе, моля отпустить их брата, Йусуф открылся им. Они сказали на это: “Клянемся Аллахом! Аллах предпочел тебя перед нами, и, поистине, мы были грешниками”. Йусуф простил братьев и отправил их за отцом, который к тому времени ослеп. Но Йусуф дал братьям свою рубашку, пообещав, что отец прозреет, как только рубашка будет наброшена ему на лицо.

Старый Йакуб еще при приближении каравана почувствовал, что ему несут радостные вести. “Я чувствую запах Йусуфа!” — сказал он окружающим. И вот пришел караван, рубашка Йусуфа коснулась отцовского лица — и старец прозрел! Вместе со всей семьей он отправился в Египет, и там Йусуф принял их с почетом. Так стал ясен смысл давнего сна Йусуфа: после того, как Шайтан устроил ссору Йусуфа и его братьев, Аллах вывел его из темницы и привел к нему из пустыни его родственников, поклонившихся ему. “Поистине, Аллах благосклонен к чему захочет!” — такой вывод сделал Йусуф из своей необыкновенной истории.

«Кысса-И Йусуф» («ҡиссаи йософ»), «Книги Йусуфа », поэт. произведение Кул Гали, единств. из сохранившихся лит. памятников башк. и тат. народов булгарского периода (13 в.). В многочисл. исслед., посв. «К.-и И.», вопросы авторства, места создания, историко-лит. истоков и др. остаются дискуссионными. Поэма написана на старотюрк. лит. яз. (кыпчакско-огузский вариант). Особенности яз. и стиля поэмы, многовековой устойчивый интерес к ней со стороны башк. и тат. населения региона свидетельствуют, по мнению Ю. Гарея, в пользу того, что «написана она автором на его родине, т. е. на Урало-Поволжье, в долине реки Зай». Текст поэмы представлен в многочисл. (ок. 160) списках (обнаружены преим. на Урале и в Поволжье, самые ранние датированы 18 в.), а также в печатных изданиях, выходивших с сер. 19 в. Оригинал рукописи не сохранился. Нек-рые сведения об авторе содержатся в «К.-и Й.»: во вступит. части, согласно вост. традиции, он называет свое имя, обозначает свою творч. задачу; в заключит. главе указывает время создания поэмы, дает определение форме и стихотворному размеру произв. Известно, что учитель и поэт Кул Гали (ок. 1183 — 1230—40-е гг.), выходец из башк. племени ай, согласно шежере, потомок хана Габдуллы (правившего Булгаром в теч. 50 лет), ок. 40 лет провел в Хорезме, где содержал медресе. Поэма «К.-и Й.», работу над к-рой автор завершил «тридцатого дня святого Раджаба по летосчислению шестьсот тридцатого года», т. е. 13 апр. 1233 по григорианскому календарю (по др. спискам, в 609, т. е. в 1212), получила широкую известность. Текст ее переписы- вался и заучивался наизусть, передавался из поколения в поколение, изучался в медресе. Каждый из героев «К.-и Й.» является носителем определ. идеи. Сам Йусуф — рационалист, мудрый правитель, верный в любви. Старый Якуб — заботливый отец. Зулейха воплощает верность и женственность, всепоглощающую любовь. В сюжете произв. присутствуют элементы фантастич., во всем происходящем автор усматривает божеств. предопределенность. В связи с идеей справедливого царя и предопределенности человеч. судьбы затрагиваются проблемы долга и ответственности. Любовная сюжетная линия оттесняется на 2-й план мо-рально-этич. и социально-филос. проблемами преступления и наказания, противостояния добра и зла, взаимоотношений народа и правителя, отцов и детей. Гуманистич. направленность поэмы проявляется в утверждении права человека на счастье, идеалов справедливости и нравств. чистоты. Жанр произв. (кысса) предусматривает использование др. поэт, форм, небольших вставных преданий, обращений к Аллаху (мунажат), филос. миниатюр (хик-мет). Художеств. своеобразие поэмы заключается в использовании элементов притчи и иносказания, приема антитезы, в афористичности яз. В форме подражания (назире) автор творчески переосмысливает сюжетные мотивы Корана, Библии, соч. Фирдоуси. Влияние «К.-и Й.» сказалось во мн. башк. фольклорных произв., в творчестве Акмуллы, М. Гафири и др. Наиб. полн. и древние версии «К.-и И.» представлены рукописями, обнаруж. в Зианчуринском, Илишевском, Туймазинском, Учалинском, Чиш-минском р-нах Башкортостана, в дер. Кайын Пермского края. В Чел. обл. в ходе фольк. эксп. студентами отделения вост. филологии Чел ГУ были записаны 2 относительно поздние версии поэмы, тексты переданы в архив Ин-та истории яз. и лит-ры АН (Уфа). В архивах Пе-тербурга, Казани, Уфы хранится ок. 20 полн. списков «К.-и Й.».